[Light_My_Fire]

Название: When the music's over
Фандом: Гарри Поттер
Автор: Jezebel
Пейринг: Андромеда/Тед
Рейтинг: PG-13
Жанр: любовный роман, приключения
Размер: мини
Статус: завершен

Герои:

1. Андромеда. Честно говоря, в моей представлении ни один ныне живущий человек под нее не подходит, и поэтому я ограничусь рисунком. Да простит меня автор!



2. Тед Тонкс. Его тоже на просторах интернета я не встретила, но когда я писала фик, представляла себе Станислава Рядинского.



Андромеда Блэк гордилась своей слаженной жизнью. Эту гордость она впитала с молоком матери, она разливалась в густом вечернем воздухе за чинной трапезой, и каждая вещь в фамильном поместье буквально дышала ею. Андромеда гордилась своей семьей и громкой фамилией, своими сестрами, так непохожими друг на друга, но похожими на нее. Средняя дочь была симбиозом двух различных характеров: она соединила в себе черты страстной и вспыльчивой Беллатрикс и спокойной, утонченной Нарциссы.

Андромеда была золотой серединой. И этим она, пожалуй, гордилась больше всего.

Свою семью она любила ровной, тихой любовью примерной дочери. Но это не значило, что она была готова жертвовать своим свободным временем, чтобы сидеть подле неразговорчивой матери или вести учтивые и скучные беседы с младшей сестрой. Чаще всего она слонялась по огромному поместью с множеством комнат, идеально чистых, или в одиночестве сидела в библиотеке с зачитанными до дыр любовными романами. Все это успело приесться за семнадцать лет.

Поэтому неудивительно, что Андромеда все свои лишние минуты и незанятые деньки предпочитала отдавать другим занятиям и людям, не появляясь дома с утра до вечера.

Вот и сегодня она нашла достойное времяпровождение в виде прогулки по Косому переулку в компании однокурсницы Дариан Бурке. Дариан была единственной дочерью чистокровных волшебников угасающего рода, а в один день ей предстояло и вовсе его уничтожить, приняв фамилию своего мужа. Возможно, именно поэтому она была печальна и молчалива, совсем как Друэлла Блэк, но не в пример матери, с Дариан было гораздо веселее.

Они бродили по залитой полуденным солнцем аллее вот уже два часа, заглядывали во все магазинчики, даже самые неприметные, и обязательно выходили оттуда с различными сувенирами. Андромеда не была уверена, куда их денет: отдаст ли Нарциссе, обожающей мелкие приятные вещицы, или закинет в резной ящик из темного дерева, спрятанного под кроватью и призванного хранить все ее секреты. Впрочем, все секреты Андромеда уже давно хранила при себе, но до сих пор берегла шкатулку в дань детской привязанности.

Был конец июля, и асфальт плавился от сумашедшей жары, заставшей сонный Лондон совсем к ней не готовым. Ни единого облака на небе, ни малейшего дуновения ветерка. Раскаленный воздух обжигал легкие и иссушал губы, и не было сил восторженно щебетать — они шли молча. Не спасали даже слабые охлаждающие чары, которые Андромеда постоянно накладывала на мантию и воздух вокруг себя.

Возле аптеки ее чуть не снес рослый хохочущий парень, в буквальном смысле вывалившийся из полутемного помещения.

— Осторожней! — выпалила Андромеда.

— О, извиняюсь, — он совсем не выглядел извиняющимся, равно как и пристыженным в своем поступке. Мерлин, было даже не похоже, что он вообще ее заметил: еле взглянул и сразу же переключил внимание на своих дружков, вышедших вслед за ним.

Она только смерила его взглядом и направилась к ушедшей вперед Дариан, как услышала знакомое:

— Эй, Андромеда!

О, Мерлин. Неужели это он со своей кудрявой головой и маггловскими непонятными шуточками, ужасными носками разного цвета и полным незнакомством с правилами приличия? Уже год она не слышала этого голоса в школе и могла поручиться — это время было самым приятным в ее жизни.

Андромеда нехотя обернулась, за секунду успев нацепить каменное выражение на лицо, подсмотренное у отца и доведенное до совершенства. Хотя иногда она сомневалась, что действительно училась этому: все Блэки владеют искусством не выражать эмоций с рождения.

— Не ожидал встретить тебя здесь. — Теодор Тонкс подмигнул ей, и Андромеда подивилась, что он не исполнил весь набор своих глупых ужимок — единственных талантов этого клоуна.

— Как и я.

— Ходишь по магазинам?

— Чем еще можно заниматься в Косом переулке? — со скукой в голосе ответила она. Весь этот бессмысленный разговор раздражал ее с самой первой секунды. Она вообще не должна разговаривать с грязнокровкой с Хаффлпаффа, даром, что на два года старше ее.

— Например, можно поесть мороженое у Фортескью, в самый раз в такую жару, или встретиться с друзьями, — он улыбнулся и пожал плечами.

— Да, ты прав.

Она обманчиво вежливо улыбнулась и, резко обернувшись, бодро направилась в противоположную сторону. Но отнюдь не спешила избавиться от маски презрения, что железными путами сковала мышцы лица и заставила улыбку сочиться ядом. Не хватало еще, чтобы подруга заподозрила ее в неприсущих ей ярких эмоциях, ведь всем известно, как хорошо Андромеда Блэк себя контролирует.

Ей стоило скрываться, потому что она была зла. Если Тонкс решил мило поболтать о всяких глупостях и постоять на солнцепеке, то он выбрал не ту кандидатуру. Что, если бы их увидели знакомые Андромеды, вроде напыщенного, но жутко гордого Люциуса Малфоя или младшего Лестрейнджа? Тонкс, очевидно, совсем не понимал различий в социальной иерархии между дочерью богатых и безумно чистокровных родителей и мерзким грязнокровкой, не утруждающем свои патлы в стрижке. Никогда не понимал.

Никому не было известно, как Теодор ужасно бесил ее.

— Это был тот хаффлпаффец, Тонкс? — Дариан оторвала бледные глаза от витрины с золотыми котлами и заинтересованно посмотрела на Андромеду.

— Да.

— Он выглядит еще отвратительней или я отвыкла от его вида в Большом зале?

— Ты просто долго его не видела, — отстраненно ответила она. — Он не может стать еще ужасней.

— Ах, точно! — засмеялась Дариан, и пока ей не пришло в голову развить тему надоедливых как мухи грязнокровок, Андромеда поспешила утащить ее в бутик мадам Малкин.

Через полчаса они покинули заведение молодой швеи уставшими, нагруженными пакетами, но жутко довольными. Андромеда сразу же надела атласную мантию нежного бирюзового цвета, идеальную для летней поры. Мантия создавала приятный контраст с каштановыми волосами и приоткрывала белоснежную шею для палящих лучей. Дариан не стала выводить приобретенные вещи в свет, но ее глаза блестели, а рот говорил о званом вечере в следующую пятницу, где будет ее предположительно будущий жених Ловэль Яксли. Их маленькое приятное путешествие подходило к концу, и они двигались в сторону Дырявого котла, где уже можно трансгрессировать.

В мрачноватом пабе, сплошь полном грубыми деревянными столами и не внушающими доверия посетителями, ее снова окликнул этот голос:

— Ваша прогулка была ужасно долгой.

Андромеда закатила глаза и со взглядом «видишь, как он меня достал» посмотрела на подругу. Та лишь пожала плечами:

— Мне нужно быть дома к обеду, — и с легким хлопком исчезла, оставив ее с этим несносным Тонксом и его друзьями.

Андромеде не хотелось домой. И компания знакомого, пусть даже не самого приятного и никак не приличествующего молодой волшебнице из древнего рода, Тонкса, на секунду ее прельстила. А в следующую минуту она уже отодвигала стул и садилась рядом с тем самым парнем, толкнувшим ее. Теперь она его узнала — Норман Бегли, однокурсник Теодора. Он виновато улыбнулся ей и уткнулся в свою кружку с элем, а остальные, напротив, переводили взгляды с нее на Тонкса. Андромеда хотела было сложить руки на столе, но, проведя указательным пальцем по столешнице, предпочла оставить их на коленях.

— Как проходит лето? — поинтересовался Тонкс, совсем не смутившись ее брезгливости.

— Все отлично, спасибо, — она по давней привычке проявляла больше интереса бившейся в окно мухе, чем собеседнику. Но затем, устыдившись своего поведения, с тяжелым вздохом спросила: — А твое?

— Скоро будет еще чудесней. Сейчас допьем по последней кружке и отправимся навстречу приключениям!

— Куда?

— Фестиваль «Послание любви» на острове Уайт, — ответил Уэйн Эджби, лучший друг Тонкса, загорелый блондин с нелепыми оранжевыми очками в круглой оправе. — Мы уже пропустили один день, пока ждали Фабиана и Гидеона, и с радостью наверстаем его за их счет.

— Эй, никто не сказал мне об этом, когда я был на свадьбе Молли! — завозмущался рыжий как апельсин младший Прюэтт.

— Расслабься, Фабз, мы не нанесем такого сокрушительного удара по твоему кошельку.

— Никогда не слышала о таком, — перебила их Андромеда, возвращаясь к теме фестиваля, и глаза Тонкса загорелись опасным огоньком.

— Конечно, это ведь маггловский фестиваль. Но он обещает сравниться с Вудстоком и оставить долгий след в памяти потомков, — он нелепо взмахнул руками в жесте, вероятно, призванном наглядно показать ей все величие этого следа. Это было бессмысленно, потому что для Андромеды слово «Вудсток» не говорило ровным счетом ничего. — Слушай, а ты могла бы присоединиться к нам и потом рассказывать своим внукам, как ты побывала среди полумиллиона настоящих магглов!

На этих словах она болезненно поморщилась.

— В самом деле? Мой дом гораздо уютней.

— И именно поэтому ты сейчас сидишь с нами, — Теодор с наглой улыбочкой наклонился ближе. — С чертовым Тонксом, чью кудрявую башку тебе наверняка хочется огреть проклятием. — Он обвел взглядом своих спутников. — И всей его честной компанией.

Андромеда подхватила все свои свертки и пакеты, оставленные возле нее на полу, и с шумом встала.

— Тогда я пойду.

— Подожди, — он тоже встал. — Так почему ты отказываешься?

— Потому… — она нервно дернула головой, охватывая взглядом тающие восковые свечи и протирающего пыльные стаканы бармена, но совершенно не нашла ответа на вопрос. — Неважно.

Она развернулась, чтобы добраться до выхода и оказаться как можно дальше от этого… грязнокровки. Путь от дальнего стола до желанной двери казался Андромеде ужасно длинным: нужно было обойти с десяток пустых столов и барную стойку, приложить силу к ручке… впрочем, этого делать не пришлось. Едва она отошла, ее нагнал громкий топот, а затем чужие руки грубо одернули ее и крепко сжали, унося Андромеду в круговорот голосов, свиста и запоздалого эха рассыпавшихся по полу покупок.

Переместившись, она сразу же освободилась из кольца рук и упала на Нормана. Внутри все дрожало от злости и шока, и, позабыв о том, что значило быть Блэком, Андромеда завизжала:

— Что ты делаешь?

Тед Тонкс невозмутимо посмотрел на нее.

— Даю тебе самый волшебный шанс в твоей жизни.

— Ты сошел с ума? Мои покупки!

— Уверен, Том соберет их и оставит дожидаться тебя.

— Там были статуэтки! — ее голос дрожал от гнева, и, неуклюже поднявшись, она ткнула в Тонкса пальцем: — Фарфор! Стекло!

— Ты волшебница или как? Главное, что твоя прекрасная новая мантия при тебе. — Его голос искрился самым незамутненным и чистым весельем, в то время как она потеряла дар речи. Она — волшебница!. И это говорит ей он, Теодор Тонкс!

Не обращая внимания на ее замешательство, он протянул руку:

— Пойдем.

— Не пойду я с тобой никуда!

— Там слишком много людей, ты обязательно потеряешься.

— Я не потеряюсь, — она сердито одернула мантию, — я трансгрессирую!

Сзади раздался громоподобный хохот Фабиана Прюэтта.

— Не трансгрессируешь, — Тонкс безмятежно улыбался, гипнотизируя ее глазами. — На это поле в радиусе двух миль наложены антиаппарационные чары.

— Но мы же только что это сделали.

— Их наложили ровно в час пополудни, то есть минуту назад, — посмотрев на часы, сказал Уэйн и с порицающей улыбкой глянул на Тонкса: — Он заговаривал тебе зубы все время, дожидаясь этого момента.

Андромеда только могла беспомощно смотреть на них с открытым ртом.

— О Мерлин, какой ты мерзкий, хвосторога б тебя побрала!

— Спасибо, но я не люблю хвосторог, — все с той же ухмылкой отозвался Тонкс, словно ничто в мире не способно вывести его из колеи, и снова предложил широкую ладонь.

На этот раз ей ничего не оставалось, кроме как принять ее, чуть сильнее, чем нужно сжав пальцы.

Казалось, сотню лет назад она говорила, что ее путешествие подошло к концу. Похоже, оно только начиналось.

***

Мир вокруг удивлял ее. Люди в нелепых цветастых одеждах занимались своими делами, они пели, играли на гитаре, танцевали. Отовсюду доносились разные голоса: мужские, женские, кое-где — детские, говорившие на странной смеси английского языка с непонятным ей наречием. Пока их вереница друг за другом продвигалась сквозь беспорядочно расставленные палатки и сидящих прямо на траве людей, Андромеда успела запомнить около десяти совершенно новых слов. И, думалось ей, родители вряд ли оценят приобретенные знания.

Изредка она переводила взгляд на своего сопровождающего, который уверенно вел ее крепко держа за руку. Он, оказывается, был выше ее как минимум на полфута! На его запястье болтались плетеные разноцветные браслеты, а за спиной висел огромный рюкзак, набитый весело гремевшей посудой.

Но Андромеда старалась не обращать на это внимания. Она чувствовала себя маленькой девочкой — маленькой, но очень обидчивой. Эта девочка надувала губы и угрюмо косилась по сторонам, игнорируя присутствие Тонкса, словно и не она шла с ним рука за руку. Она играла свою роль по-королевки. Она была актрисой.

Когда они наконец дошли до маленькой, но без сомнения волшебной палатки, Андромеде смертельно надоела эта игра.

И она еле подавила стон, увидев друзей Тонкса. Многих из них она знала по школе и фамильному древу, а некоторых не знала совсем, но точно предпочла бы не знать их сейчас. Она мстительно кольнула ладонь Теда ногтем.

— Эй, Алиса! — Фабиан стремительно выбежал и закружил свою троюродную кузину в объятиях. Та расхохоталась и раскинула руки в стороны, словно птица. Она казалась ребенком в этой компании. Маленькая и тонкокостная, с синими глазами-озерами и лебединой шеей — Алиса Прюэтт, казалось, никогда и не вырастет.

Остальные подтянулись к общему кругу, весело приветствуя друг друга и скидывая тяжелые рюкзаки. Только они с Тонксом стояли не шелохнувшись.

— Эй, люди, познакомьтесь с Андромедой, — он поднял вверх их сцепленные руки, — она будет тусить с нами.

Голоса замерли. Улыбки сникли. Конечно, все и так заочно знакомы с Андромедой Блэк, смотрящей на всех свысока с пьедестала своей фамилии.

Быть Блэком — почти то же самое, что и быть королем.

В этот момент негласный девиз семьи казался ей как никогда отвратительным.

Она выдавила улыбку, больше похожую на оскал, ее маска трещала по швам и грозила рассыпаться в прах. Андромеда молча выдернула руку из захвата и скрылась в палатке, решив прямо сейчас воспользоваться гостеприимством этих прекрасных людей.

— Она просто еще очень стесняется, — раздался как ни в чем ни бывало голос Тонкса, и Андромеда была готова поклясться, что чувствует, что гадкая ухмылка расползлась на его губах.

В ответ она швырнула пустую вазу в тряпичную стену.

***

Она лежала на неудобной кровати и безостановочно благодарила Мерлина за то, что жара наконец спала. Сейчас было около пяти часов дня, и за это время Андромеда ни разу не присоединилась к шумной компании, распевающей неизвестные ей песни. Она лежала закинув руки за голову и смотрела в потолок. Палочка небрежно валялась рядом, здесь от нее не было никакого проку: кроме антиаппарационных чар, над полем лежало еще и антиколдовское заклятие, равняющее палочку и простую деревяшку в своей бесполезности. Если бы все было наоборот, Андромеда бы склеила вазу и попыталась превратить ее в сдобную булочку, в полевых условиях и без футов вычислений опровергнув пятое исключение Гампа. Но, увы, палочка не отзывалась на магию, а вот она была очень голодна.

Через час после своеобразного заточения ее начал преследовать запах жареного мяса. Снаружи раздавались громкие — слишком громкие — похвалы в адрес кулинарного шедевра и рук, его сотворивших, но затем они обратились в стук вилок и ножей. Это тоже не умаляло аппетит. Андромеда сердито перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой, однако желудок упрямо урчал, страдая от пропущенного, годами выпестованного расписанием обеда.

Тонкс не заходил. Это злило, пожалуй, больше всего, ведь это он притащил ее сюда, хотя она совсем не хотела. Должен же он хотя бы позаботиться о еде для нее! Единственными, кто наведывался в палатку, была Алиса Прюэтт и два парня, имен которых она не помнила. Это вежливое уважение ее одиночества не радовало Андромеду.

Когда начало смеркаться, она, откинув сомнения, вышла на улицу. Ветер обдувал лицо, касался нежно и невесомо, словно руки матери в далеком-далеком детстве.

— Ого, кто вышел, — воскликнула девушка, на вид самая старшая среди всех. Она достала свернутый в прозрачную обертку стейк и протянула Андромеде. — Держи, ты пропустила обед, а мы не хотели тебя беспокоить.

Улыбнувшись, Андромеда уселась рядом и потянулась за столовыми приборами. Мясо уже давно остыло, но все равно было мягким и сочным, с хрустящей перченой корочкой, обжигающей язык.

— Спасибо, — невнятно проронила она, проглотив первый кусочек.

— Тед, Уэйн и Фабз ушли к колодцу за водой. А остальные разбрелись искать своих знакомых.

— Чтобы ему там провалиться, — пробурчала Андромеда, и собеседница хмыкнула, несомненно, догадавшись, к кому пожелание было обращено.

— Я — Аланнис, кстати. Я помню тебя по школе, когда ты была еще совсем маленькой, первый или второй курс.

— Андромеда, очень приятно, — она аккуратно положила нож на тарелку и пожала протянутую руку. Все было совсем не так, как ей казалось. Алланис была добра — в ее глазах не было ни капли притворства, недоверия или презрения. Она была добра, и Андромеда почувствовала странную легкость, которую ей, наверно, неоткуда было познать. Как будто она была среди своих. Но она подумает об этом позже.

Едва с едой было покончено, за спиной раздался удивленный возглас:

— Алли, мне пора заказывать очки или тут действительно сидит Андромеда?

Она еле подавила радостную улыбку, чуть не хлопнув себя по губам от досады. Да что с ней такое!

— Действительно. Наслаждаюсь весельем, как ты и предлагал.

— Все веселье только начинается, — сказал Гидеон Прюэтт, обняв Аланнис за плечо. — Скоро зажгутся огни и грянет музыка, вот тогда начнется настоящее пекло.

— А сегодня будет Хендрикс?

— Нет. Из того, что говорилось в том буклете, я запомнил только The Who.

— Значит, The Who. — Фабиан вскинул кулак в воздух и, ужасно фальшивя, заголосил: — Это мое поколение! Это мое поколение, детка! [1]

Все засмеялись, и Андромеда наконец расслабилась, позволяя себе наслаждаться неожиданно свалившейся свободой. Она взглянула на Теда, а затем на небо, которое лиловым туманом опускалось на долину. Это было волшебно.

Когда концерт начался, ей показалось, что она сходит с ума. Столько ярких красок, столько рук, столько людей, впавших в музыкальный экстаз, Андромеда не видела никогда. Единственным источником света на тысячи глаз вокруг была огромная сцена: ревущая, ликующая, зажигающая пресловутый дух свободы одним своим видом. Все тянулись к ней, словно к персональному богу, громоподобным эхом вторили словам, слетавшим с губ исполнителя, и извивались, отдав свое тело дикому необузданному зверю внутри. Все люди были одной веры и были едины, и Андромеда тоже была едина с ними, не в силах оторвать взгляд от влюбленных в свое дело музыкантов. Они были такими же, как и их поклонники, одетые в брюки клеш и рубашки аляповатых расцветок — они были отражением этой толпы. Пальцы гитаристов порхали над струнами, создавая удивительную симфонию, слышную на многие мили, а толпа ревела в ответ на их призыв. Солисты требовали поднятых рук, и Андромеда вскидывала их вверх, прыгая и хлопая в ладоши. Она кричала, хрипела и срывала голос, и слышала, как Тед тоже кричит рядом с ней.

Андромеда была абсолютно счастлива, разделив с этими людьми волшебные минуты, когда не нужно заботиться о приличиях и рамках дозволенного, а можно просто наслаждаться жизнью и делать то, что хочется больше всего. Она пьянела от свободы.

Когда она очнулась, на остров уже опустился глубокий вечер, и луна желтым светом блестела над головами. Все еще как в тумане, Андромеда дернула Тонкса за рукав:

— Домой! — прокричала она ему в ухо и, увидев в ответ непонимающий взгляд, повторила: — Мне нужно домой!

Он кивнул и взял ее за руку, и вдвоем они стали пробираться сквозь беснующуюся толпу. Вспышки света, чужие руки и лица проносились перед глазами, и Андромеда ощущала себя беспомощной куклой. Когда они наконец-то выбрались, у нее были оттоптаны все ноги, а на мантии чернели грязные следы. Тед немного ослабил хватку.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да. Но даже если бы не хотела, дома наверняка волнуются.

— Хорошо, — он посмотрел на нее долгим взглядом мерцающих глаз. — Только ты не хочешь.

— Ну и что с того, — Андромеда кисло поджала губы. — Все дело в том, что я — Блэк, и должна быть самой лучшей.

— Ты не Блэк.

— Ты хочешь сказать, что я — не лучшая? — она улыбнулась и шутливо ударила Теодора по плечу.

— Нет, конечно, нет. Только Блэк и лучшая — не синонимы, — он замолкнул и через минуту продолжил твердым голосом: — Запомни это.

Андромеда не ответила, только обвела взглядом темную поляну, казавшуюся пустынной по сравнению с безумством в самом центре, и спросила: — Отсюда уже можно трансгрессировать?

— Да.

— Хорошо. И, кстати, который час?

Губы Теда Тонкса медленно расплылись в его любимой ухмылке.

— Почти одиннадцать. Уверен, твои родители будут в восторге.

— Да пошел ты, — Андромеда закатила глаза и, сосредоточившись на цели своего пути, исчезла.

***

Дом встретил ее безмолвной тишиной. В ушах до сих пор звенело, и координация была немного нарушена, а Андромеде нужно было успешно и незаметно пересечь длинный холл. Внезапная вспышка света заставила ее подскочить на месте.

— Где ты была? — ее мать стояла возле самой лестницы в длинном шелковом халате, который и то выражал больше эмоций, чем она.

— У Дариан, — ответила Андромеда, втайне молясь, чтобы Друэлла уже не поинтересовалась у миссис Бурке лично.

— Так поздно? Ты выглядишь, словно домовик, — она с отвращением оглядела новую и некогда чистую мантию.

— Мы были на озере, и я упала.

— Чудесно, — Друэлла обернулась и бросила через плечо: — У тебя есть палочка. Воспользуйся ею.

— Да, мама.

Андромеда дождалась, пока мать не скроется в своей спальне, и взбежала наверх, стараясь не попасться на глаза еще кому-нибудь.

Так крепко в этом доме она не спала никогда.

***

Весь следующий день Андромеда чувствовала на сердце необъяснимую утрату, словно что-то, о существовании чего она никогда прежде и не догадывалась, внезапно исчезло и оставило после себя пустоту.

Дом зловеще молчал, и в этом молчании ей чудились тихие шелесты и шаги бесплотных призраков. Но единственными привидениями здесь на протяжении многих лет были только они — ее семья — где каждый вел жизнь, неведомую другим. И сегодня ничего не изменилось. Отец ранним утром отправился на работу в Министерство, мать писала письма кузинам и подругам в кабинете, Белла заперлась в своей комнате, а Нарцисса аккуратно вздыхала по очередному поклоннику. Только Андромеда не знала, куда себя деть. За первую половину дня она успела забрать покупки в Дырявом котле, дочитать роман «Хогвартс и Основатели» и ответить на заждавшееся письмо от Феликса Макмиланна.

К обеду она поняла, что нестерпимо хочет вернуться.

Сидя в пустой гостиной и провожая взглядом нежные облака, она думала о Теде. Он был старше ее на два года и учился с Беллой на одном курсе, и сестра с отвращением называла его «мерзким грязнокровкой и неряхой». Андромеда равнодушно соглашалась: его существование не волновало ее, хотя и доставляло некоторые неудобства. Дело было в том, что на пятом курсе Тонкс стал обращать на нее повышенное внимание, прожигая взглядом в коридорах и заставляя прятаться за спинами однокурсниц. И, как следствие, побуждал делать то же самое — присматриваться к нему, но после открытия отталкивающего факта о его неаккуратности Андромеда оставила эту затею. Однако он никогда не просил ничего… такого, что дало бы ей полное право потребовать оставить ее в покое. Этот невысказанный вопрос будоражил в той степени, в какой позволяло здравомыслие и трезвый рассудок.

Возможно, все эти годы она была неправа.

Вчера Тед произвел на Андромеду гораздо большее впечатление, чем за все время их знакомства. Он был целой и состоявшейся личностью, точно знавшей, чего хочет — в отличие от нее. Почему между ними такое различие? Ей с детства привили знание, что быть Блэком — большая ответственность и большие прерогативы. В первую очередь нужно думать о чести рода, фамилии и семьи, и только потом — о себе. Быть Блэком — почти то же самое, что и быть королем.

Но у Теда были другие принципы, другая правда, и вчера эта правда казалась Андромеде ближе, чем многовековое наследие ее дома.

Если она вернется, это будет означать, что она сомневается в убеждениях своей семьи.

Но… вчерашний день казался ей сном, таким нереальным, словно самая волшебная сказка. В этом сне жизнь кипела, бурлила, захлестывала через край, тогда как все ее семнадцать лет прошли в липком спокойствии, которое лишь изредка нарушалось степенными и благонравными сборищами представителей цвета магической аристократии. Там она приветливо улыбалась, обмахивалась веером и сидела на самом краешке старинного резного дивана из дворца Людовика XVI, обсуждая новый сорт драже Бертти Ботс и погоду в Шотландии. Все ее движения были четко выверенными, просчитанными и плавными — никаких порывов и глупых выходок, от которых может пострадать репутация.

Андромеда с ужасом обнаружила, что пресловутая репутация волнует ее не больше, чем конспект по истории магии. Не волнует совсем.

А затем ее охватил азарт. Сомневаться в несомненном — больше в духе ее кузена Сириуса, хотя мальчишке не было и одиннадцати. Но кузен всегда любил ее больше, чем других, постоянно втягивал в свои мелкие проказы и заставлял хохотать на весь царственный, словно музей, дом дяди Ориона.

Они были похожи, Андромеда и Сириус. А еще ей очень-очень хотелось вернуться.

Когда она зашла в кабинет, мать смотрела в окно. Ее бледная фарфоровая кожа и строго очерченный профиль на мгновение отбили у Андромеды всякое желание озвучивать свою просьбу. Но пересилив себя и прокашлявшись, она произнесла:

— Мама? Дариан приглашает меня к себе на несколько дней. Могу я пойти?

Друэлла посмотрела на нее темными как смоль глазами.

— Ты уже ответила?

— Да, — Андромеда виновато потупила взгляд, — я погощу у нее три дня.

— Три дня?

— Два, — она все еще не поднимала глаз, — два дня.

— Хорошо, — ответила мать, — вернешься в среду к обеду.

Окрыленная победой, Андромеда попятилась к двери, изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица. Меньше всего ей хотелось быть столь глупо изобличенной в последнюю минуту.

— Спасибо, мама.

Она ворвалась в свою комнату, словно вихрь, и первым делом настежь распахнула платяной шкаф. После получасовых раздумий и придирчивого осмотра своего гардероба она наконец уложила самые красивые мантии в небольшой чемодан, которых, на ее взгляд, оказалось не так уж много. Эльф Тинки крутилась рядом, подбирая отвергнутые наряды, и суетливо предлагала чашечку чая с каплей умиротворяющего бальзама, чтобы хозяйка перестала волноваться.

Андромеда еле прислушивалась к ее лепету. В своих мыслях она уже давно была на острове Уайт на ярко-зеленой траве, а рядом сидел Тед…

Захлопнув чемодан, с которого тотчас взлетели в воздух крошечные пылинки, она в последний раз оглядела залитую ласковым солнцем комнату и отчаянно пожелала не возвращаться сюда все два дня. Эти два абсолютно счастливых дня.

Беда была в том, что Андромеда не помнила ни место, куда Тед аппарировал вместе с ней, ни примерных координат. Ей пришлось наведаться в Лондон и купить в затхлом магазинчике подробнейшую карту Англии, а затем долго расспрашивать у прохожих о любой деревне, находящейся поблизости от действа. Но все сторонились Андромеды и ее пурпурной мантии, крутили пальцем у виска и оглядывались вслед. Она почти отчаялась, когда какой-то мальчик, на вид не старше Сириуса, смущаясь и краснея, подошел к ней:

— Вы хотите попасть на фестиваль, мисс? Мой брат тоже поехал туда. Вам нужно сесть на паром от Саутхэмптона и плыть до Ньюпорта, а там вы увидите огромную вывеску и точно не пройдете мимо.

— О, спасибо, мистер! — в порыве благодарности она чмокнула мальчика в щеку и побежала к старой лавке с пыльной витриной, в которую, видимо, никто не заходил уже лет двадцать. Продавца на месте не оказалось, слышны были только его шаркающие торопливые шаги. Но когда он, по-стариковски брюзжа и потирая прихваченную простудой поясницу, показался из-за внутренней двери, магазин был пуст.

А Андромеда была уже за сотни миль оттуда, в Ньюпорте, решив не задерживать себя смехотворным способом передвижения магглов. У нее ведь было так мало времени.

В этом прибрежном городе, окруженном высокими особняками и красивыми гаванями, о фестивале знал каждый. Никто не смущался ее необычного наряда, и Андромеда шла легко и свободно, улыбаясь всем вокруг. Утерянное тепло возвращалось к ней: она снова была внутри одной большой семьи.

Она парила, словно птица.

Но на огромной равнине людей было так много, что на секунду Андромеда потерялась в этом ослепительном празднике жизни. Она прикрыла глаза и глубоко вдохнула пыльный и немного соленый воздух. Ей нужно найти своих… друзей. Но, оказалось, вчера, хоть она и усиленно смотрела по сторонам, почти ничего не осталось в ее памяти — там был только Тед, его упрямые скулы и проницательные зеленые глаза. Ей нужно найти Теда.

Однако время шло, солнце медленно подбиралось к бледно-розовой кромке горизонта, а Андромеда была готова заплакать от отчаяния. Как же она сглупила! Здесь были тысячи людей, и она могла блуждать среди них до ночи. Следовало еще в городе применить заклятие поиска, и тогда… о, ей было знакомо это дерево. Молодой гибкий ясень, зеленеющий на фоне неба — она точно помнила, как мазнула по нему взглядом, спеша вслед за Тедом.

Андромеда ускорила шаг. Сердце билось все чаще, а кровь приливала к лицу, и когда она наконец услышала тоненький голосок Алисы Прюэтт и вторящий ей мужской бас Фабиана, оно, сердце, казалось, было готово выскочить из груди.

Они сидели вокруг костра, разбрасывающего в стороны непокорные искры, и безмолвно прислушивались к напеву. Андромеда без труда нашла Теда: он сидел к ней спиной и качался из стороны в сторону, словно маятник. Она хотела было окликнуть его, но слова так и не сорвались с языка — ею словно овладело оцепенение. Она просто стояла и смотрела на него, смотрела на этих людей — таких разных, но связанных друг с другом ближе родственных уз.

Гидеон заметил ее и указал пальцем, привлекая внимание остальных. Тед повернулся, и пламя осветило его глаза: полные изумления сначала, через мгновение они засветились особенным светом, мерцая в душном вечере. Он дотянулся до ее руки и увлек Андромеду вниз, и она молча села рядом с ним.

— Привет, Меди! — прервался Фабз и протянул к ней руки, словно сердобольная тетушка. Остальные присоединились к нему, приветствуя Андромеду и приговаривая «я так и знал». Она только смущенно помахала рукой и уставилась взглядом в пол.

Тед закинул свою руку ей на плечо:

— Я же говорил, что она будет с нами.

***

Они сидели так долго. Уютная тишина парила между ними, и от нее было так хорошо, что никто не осмеливался разрушить зарождающееся волшебство. Они были укутаны этой магией, словно пуховым одеялом, и Андромеда всем сердцем чувствовала, как это по-особенному…

Словно она обрела дом.

Они были почти одни. Большинство во главе с полными энтузиазма братьями Прюэттами отправились в самое пекло, чтобы воочию увидеть того самого Джима Хендрикса. А она слушала его здесь: его голос, его резкую и крикливую гитару — музыку, побуждающую пуститься в пляс и кружиться до потери сознания. Ей хотелось, но она этого не сделала. Андромеда так и сидела с рукой Теда на плече и смотрела на звезды, яркие таким светом, который может быть только вдали от шумных городов. Изредка она переводила взгляд на Теда, а он — на нее, но Андромеда совсем не смущалась, что ее застали с поличным. Он был таким сильным и одновременно ранимым, со своими кудрями, рассыпанными по плечам и ресницами, на кончиках которых горели крошечные искры. Она смотрела на него и думала, что может быть… может быть, она уже немного влюблена в него. Все девушки влюбляются в белокурых принцев, а принцессы, всю жизнь жившие в заточении — такие, как она — в человека, который сможет освободить их из недоступных башен.

Принцы не боятся. Принцы приходят и исполняют все желания принцесс, всегда точно зная, чего они хотят. Вот и Тед не побоялся дать ей то, чего она втайне жаждала. Выдернул из привычного мира, в котором Андромеда консервировалась годами, и показал нечто настоящее: настоящих людей, настоящую дружбу, настоящую жизнь.

Она закрыла глаза. Все вокруг было таким чудесным, а плечо Теда — таким теплым, что Андромеда отчаянно желала, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.

Так она и заснула: с робкими надеждами в сердце и головой на его плече.

***

Утро пришло к ней внезапным оглушительным грохотом, когда Фабз окатил спящую Алису холодной водой из колодца, отчего та с визгом свалилась с кровати. Маленькая разъяренная фурия еще долго гонялась за братом по всему шатру, чтобы отомстить за бесцеремонное пробуждение, а остальные неохотно покидали свои постели, бормоча проклятия в адрес неугомонного Прюэтта.

Андромеда умылась, надела ярко-желтую мантию, чудом отыскавшуюся в ее гардеробе, и вышла навстречу холодному утру. Небо было затянуто серыми тучами, сквозь которые время от времени проглядывало солнце; дул пронизывающий ветер. Она поежилась.

— Не очень погодка, верно? — сказала вышедшая вслед за ней Алланис. — Надеюсь, к полудню разойдется.

— Надейтесь на это, вам ведь еще обсыхать, — Фабиан счастливо вырвался из объятий кузины и теперь с угрозой перекидывал в руках полную бутылку.

— Только попробуй! — Алланис предупреждающе подняла руку, — и, клянусь, как только защитное поле перестанет действовать, ты будешь похож на огромную жабу.

— Ну ладно, — насупился он, — Андромеда?

Она энергично помотала головой и поспешила оказаться от слишком деятельного Фабза как можно дальше. Возле потухшего костра в беспорядке были раскиданы позабытые подушки, и Андромеда устроилась на одной из них.

Мир вокруг постепенно оживал. Гремела посуда, свистели чайники, слышался плеск воды; какой-то мужчина со спутанными волосами и длинной бородой пронзительно пел о доме восходящего солнца, подыгрывая на гитаре. Песня отдавала легкой печалью и ностальгией, и Андромеда попыталась вообразить себе загадочное место, где заканчиваются жизни [2]. Но Норман спустил ее с небес на землю, поведав, что речь идет о борделе. В знак раскаяния он предложил пунцовой Андромеде яблоко, и она со сконфуженной улыбкой приняла его.

— Какие у нас планы на сегодня? — спросил Уэйн, вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Нужно сходить в город за продуктами. У нас закончилось почти все, а прокормить такую ораву одними медовыми лепешками невозможно, — ответила Лианна, миниатюрная девушка с цепким взглядом. — И мне бы очень пригодилась помощь мальчиков, чтобы все это донести.

— Как скажешь. Пойдешь, Тед?

— Нет, не могу. Мы с Андромедой собирались прогуляться.

Она в изумлении подняла на него глаза, но взгляд его был добрым и нежным, и Андромеда лишь согласно улыбнулась.

Сначала Тед повел ее к сувенирным лавкам. Из-за того, что город принял около полумиллиона гостей из самых разных уголков страны, они выросли на улицах, словно грибы после дождя. Здесь были и амулеты, которые, как уверял настойчивый продавец, волшебные, и плетеные браслеты, и даже клоки волос известных музыкантов. В то, что артисты действительно обрезали свои кудри прямо в руки этого бойкого парня, верилось с трудом, но Андромеда все же хотела приобрести одну светлую прядь и проверить ее с помощью Оборотного зелья. Но Тед отговорил ее, со смехом сказав, что в таком случае она до конца жизни останется йоркширским терьером. Она тоже засмеялась и в результате купила ожерелье, унизанное разноцветными ракушками.

Затем они отправились к пустынному берегу Медины. Среди голых камней лежало поваленное старое дерево, с потрескавшейся, иссохшей корой и маленькими щербинками от острых клювов птиц. Андромеда смахнула со ствола принесенные ветром камешки и села на самый край. Тед опустился рядом. Немного порывшись в своем рюкзаке, он извлек пару румяных маффинов, купленных в лотке близ пирса, и протянул один ей. Она откусила немного, подхватывая губами крошки, и нежный кисловатый вкус земляники обжег самый кончик языка. Андромеда улыбнулась — в ее доме круглый год стояла чаша с фруктами, и больше всего она любила вдыхать яркий ягодный запах, когда спускалась к завтраку. Краем глаза она видела, что Тед следил за ней: оглядывал ее с головы до ног, останавливаясь на ключицах, выглядывающих из-под шелка мантии, и губах; его взгляды обжигали, словно огонь. Ему очень нравился ее наряд — всю дорогу он с весельем в глазах наблюдал за Андромедой, когда она, позабыв о смущении и правилах, кружилась на полупальцах. На фоне тусклого неба взлетавшие полы ее мантии были словно яркое солнце, вышедшее из-за туч.

А потом они говорили. Тед рассказывал ей обо всем на свете: как тайком утащил из-под носа профессора Квиберна маленького грифона, как ушел из дома в четырнадцать лет и о кругосветном путешествии без единого сикля в кармане. Он говорил так увлеченно, так страстно о местах, где побывал после Хогвартса, что Андромеду кольнула острая как игла зависть: сама она бывала только во Франции у родственников своей матери, и почти все свое пребывание в стране достопримечательностей и многовековой истории просидела в душном поместье. Фредерик Розье, ее троюродный брат, не отставал от нее ни на шаг, вознамерившись сделать предложение в следующий ее визит, и с тех пор Франции она боялась как огня. Когда она поведала об этом Теду, он просто сказал:

— Тогда я могу взять тебя с собой.

И Андромеда шутливо согласилась, думая о том, что она могла бы ничего не сказать родителям, ничего не сказать сестрам — ничего не сказать никому — и уехать с Тедом. Каждую неделю переезжать в новый город, купаться в приключениях и быть счастливой. А потом, возможно, никогда не вернуться.

Она слушала его затаив дыхание, не отрывая от него взгляда. Тед смотрел на море, припоминая подробности, выискивая в мягко плескавшихся волнах свои воспоминания; его глаза посветлели и стали почти прозрачными, как морская вода. Он был таким добрым, таким светлым, таким искренним во всем, что он говорил. Он смотрел вдаль прямо и открыто, как и на все остальное в своей жизни. Он точно знал, чего хотел, и Андромеда вдруг подумала, что тоже знает. Но эта мысль была такой туманной, ускользающей, такой трудной для понимания, что она оставила ее где-то в глубине своего сознания. Думать о будущем было так сложно, когда рядом сидел Тед, живой и настоящий: с горячими руками, соприкасавшимися с ее, и волосами белыми как песок.

Заметив ее пристальный взгляд, он обернулся:

— Что-то случилось?

— Ничего. Просто ты такой… истинный хаффлпаффец. Ценишь простые, обыденные вещи и находишь красоту во всем.

— Ты тоже такая, — улыбнулся Тед. — Твоя семья привила тебе ложные качества поверх истинных, но как только ты изменилась, они облетели, словно сухие листья в позднюю осень.

— И давно ты это разглядел? — усмехнулась Андромеда. — Мы, можно считать, знакомы всего три дня.

Он пожал плечами и отвернулся:

— Я всегда это знал.

Ей не нашлось, что ответить, и между ними опустилась тишина. Уже смеркалось, вдалеке слышалось стрекотание цикад; тихо наступало на берег море и гудели заходившие в порт корабли. Андромеда смотрела на клочок лилового неба, расчистившегося от облаков, и обдумывала слова Теда о том, что она отличается от своей семьи. Неужели с ней всегда было что-то не так? Она могла с уверенностью сказать: ее сестры, несмотря на их внутреннее несходство, никогда не сомневались в идеалах своих предков. А она? А она была не такой. Словно наяву, Андромеда видела выжженное пятно на фамильном гобелене — там, где раньше было ее лицо — и слышала истошный вопль тети Вальбурги: «Она — не Блэк!

Ей стало тошно. Она вспомнила разговор с Тедом в первый вечер, когда он говорил то же самое.

— Почему ты сказал, что я — не Блэк? — внезапно спросила она.

— Потому что ты не такая, как они, — медленно произнес он после минутного молчания. — Не такая, как твои сестры, родители или чистокровные друзья из Слизерина. В школе ты могла сколько угодно носить свою маску безразличия и изящного презрения, и когда другие принимали это за чистую монету — я знал, — Тед придвинулся ближе и всмотрелся в ее в лицо. — Ты — добрая, сострадающая, веселая и живая. Немного нудная и щепетильная, и неистовая, как самая страшная буря. Ты несешься вперед и не оглядываешься — ты ни за что не сможешь оглянуться.

«Смотреть вперед вместе, — думала Андромеда, и эта мысль пойманной птицей билась в ее голове, повторяясь и повторяясь, пока губы Теда приближались к ее губам, — смотреть вперед вместе».

Ее руки мелко дрожали, и Андромеда в смятении опустила на них взгляд, не в силах смотреть в бледные глаза Теда. Он медленно наклонялся все ближе, обжигая губы дыханием, в то время как она судорожно пыталась успокоить свое. Она не могла… Она не знала…

Она резко встала и отошла на несколько шагов. Тед со вздохом закрыл глаза, и на его лице читалась такая усталость и обреченность, что в душе Андромеды вспыхнула дикая злость на весь мир за такую несправедливость. Она хотела, она так хотела его поцеловать! Но она все еще была Блэк, а Тед не принадлежал ее миру, как и она не принадлежала его. Завтра ей нужно будет вернуться домой и снова быть примерной средней дочерью, золотой серединой из трех сестер. А Тед… Теда не будет в ее жизни, он останется позади, как и этот волшебный сон. К горлу подкатили рыдания, которые Андромеда всеми силами старалась подавить. Ей было так плохо, так страшно. Она умоляюще посмотрела на Теда, пытаясь сказать глазами все, что не посмела озвучить.

— Тед, пожалуйста…

— Пойдем, — он поднялся и не глядя на нее отправился к красневшим вдали крышам домов, а она поспешила вслед.

Никто не сказал друг другу ни слова. Андромеда даже боялась посмотреть на него, уставившись на заходящее солнце, которое как нельзя точно описывало то, что сейчас происходило с ее жизнью. Она думала о доме: об отце, которому было на все наплевать, об опасной и вышедшей из-под контроля Беллатрикс и Нарциссе, больше похожей на фарфоровую куклу, чем на живого человека. И о матери… о матери, которая велела присмотреться к тому самому Фредерику, и за которого Андромеде, скорее всего, придется выйти замуж. Непременно присмотреться и непременно придется.

И она заплакала.

Она оплакивала свои мечты и надежды, свой жестокий мир, где нет место Теду. Она оплакивала себя и загубленную жизнь, в которой для нее с рождения написали сценарий. И успокоилась только когда почувствовала руки, обнимающие ее и мягко поглаживающие по спине.

— Тише, — донесся сквозь затихающие рыдания голос Теда. — У тебя всегда есть выбор. И у тебя есть я.

Она ничего не ответила, прижимаясь носом к его хлопковой рубашке, чувствуя на ресницах последние слезы. Она ничего не чувствовала кроме его сердца, отстукивающего мерный ритм, и очнулась только тогда, когда к губам поднесли стакан воды — они, оказывается, уже пришли домой. Андромеда молча осушила стакан, и его осторожно забрали из пальцев, а ее саму усадили к костру, который ярким расплывчатым огнем горел перед глазами.

— Она будет в порядке? — послышался взволнованный голос Алисы.

«Да, — подумала Андромеда, в последний раз вытирая ладонями лицо, — обязательно буду».

— Да, — вторил ее мыслям голос Теда. — Ей просто нужно немного отдохнуть.

Послышался легкий шорох, и в следующую секунду его пальцы переплелись с ее, покуда он садился рядом. Был уже вечер, и линия горизонта давно погасла. Не было слышно ни раскатистого баса Фабиана, ни невозмутимого голоса Уэйна — только тихий разговор трех девушек.

— А где все? — Андромеда сфокусировала взгляд на сидящей напротив Аланнис.

— Они все возле сцены. Скоро будут The Doors, и никто не мог их пропустить.

— А почему ты не пошла?

— Я не очень люблю толпу, — поморщилась она, — тем более, кто-то должен присматривать за нашим жилищем.

Аланнис улыбнулась, и Андромеда растянула губы в ответной улыбке, немного жалкой и совсем не радостной. Но это было после слез, жгущих и иссушающих губы, в душе же у нее снова выглянуло солнце, и оно было горячее, как рука Теда. Она сжала его ладонь, чтобы показать, что она не хотела его обижать, не хотела отталкивать. Она хотела, чтобы они были вместе, возможно… возможно даже — всю жизнь. Она не могла жить для своей семьи, а только для себя.

Скоро Андромеда совсем успокоилась и положила голову ему на плечо, совсем как вчера, только теперь вместо умиротворяющего спокойствия она чувствовала волнение. Она была полна решимости бороться против всего мира. А еще — полна уверенности, что в этой войне будет стоять плечом к плечу рядом с Тедом и никем другим. Она сама его выбрала.

Когда раздался судорожный вздох тысяч людей, волной дошедший до них и угасший только для того, чтобы спустя мгновение повториться оглушающим ревом, у Андромеды не было сомнений, кто появился на сцене. Его хриплый голос с американским акцентом поприветствовал этот величайший в истории фестиваль, и как только короткими нотами зазвучали клавишные, Тед схватил ее руки и рывком поставил на ноги.

— Танцевать!

— Танцевать? — со смехом отозвалась Андромеда, переплетая их пальцы. Он кивнул и вскружил ее, оторвав от земли, заставив задыхаться от счастья.

Когда музыка смолкнет.

Они танцевали, и она чувствовала его обжигающие мимолетные касания к своей талии, спине, рукам. Ее волосы волной двигались вместе с ней, хлестая их обоих по лицу. Он только смеялся.

Потуши все огни.

Она освободилась из кольца его рук и плавными движениями обошла костер, теперь стоя напротив Теда. Его волосы сверкали искрами, и лицо Андромеды полыхало от жара, но она не останавливалась и продолжала кружиться в головокружительном ритме.

Ведь музыка - твой самый близкий друг.

Андромеда изгибалась, словно упругий прут, чувствуя себя прекрасной и дикой менадой, пляшущей под звуки флейты Диониса. Безудержный, первобытный, ликующий восторг отражался в ее глазах. Она видела горящие таким же огнем глаза Теда, и желание коснуться его было так велико, что Андромеда была готова пройти к нему сквозь огонь.

Будить в нас пламя - вот ее предназначение.

Он обошел круг и остановился перед ней, отчего замерла и она. А затем Андромеда, уже все для себя решив, откинула волосы и посмотрела на Теда в упор. Не было больше Андромеды Блэк, чтящей постулаты своей семьи, как не было и Андромеды-золотой-середины, но была другая — с полыхающими ореховыми глазами и свободой внутри. Она точно знала, чего хочет, и то, чего она хотела сейчас, был Тед. Честный и упрямый Тед Тонкс, с добрым сердцем и зелеными глазами, смотрящими прямо в душу.

Он прижался к ее рту губами, и она схватила его плечи, не желая отрываться ни на секунду. Их языки переплетались, рождая огонь, и Андромеда лихорадочно вдыхала сухой раскаленный воздух. Сердце колотилось в груди и разгоняло кровь по всему телу, и эта кровь шумела в ушах, пульсировала на кончиках пальцев, приливала к губам. Андромеда была счастлива в этот момент, как и многие моменты спустя, когда они наконец отстранились, с ненасытной жадностью глядя друг другу в глаза. Вокруг, кажется, никого не было. Только они, прижавшиеся друг к другу, огонь, согревающий снаружи и внутри и слова, громким эхом разносящиеся в ночном воздухе.

Музыка - твой последний друг.

— Ты будешь мне писать?

— Каждый день.

— А когда я окончу школу, мы уедем?

— Я похищу тебя прямо на перроне, так что все самое ценное бери с собой.

— Я хочу побывать везде-везде, во всех уголках мира, и везде быть счастливой, как сейчас.

— Мы будем. Мы всегда будем вместе.


До самого конца.

------
[1] «Это мое поколение, детка!» — строчка из песни The Who «My generation».

[2] «Там закончилась жизнь многих ребят из бедных кварталов» — песня группы The Animals «The house of rising sun».

[3] «Когда музыка смолкнет…» — бессмертная песня группы The Doors «When the music’s over».

«Послание любви» — документальный фильм о фестивале 1970-го года на острове Уайт. События фика разворачиваются в этом же году, только месяц проведения вероломно изменен мною с августа на июль, но особой роли это не играет.